ЗНАКОМСТВО
Здравствуйте! Я — черепашка по имени Несси. Так прозвали меня люди, но я за это на них не обижаюсь. Сама же я (если б у меня спросили), назвала бы себя поскромнее, но зато с достоинством. Просто — Свободолюбивая черепашка. Только всё по порядку, ведь я очень обстоятельное животное и во всём люблю порядок.
Я плохо помню свою жизнь в раннем младенчестве. Собственно, я и сейчас довольно-таки молода, мне всего три года. И за эти три года я дважды меняла хозяев.
Первое семейство было очень милым и внимательным, второе тоже милым, но уже с большой долей безалаберности. Это видно хотя бы из того, что от вторых хозяев мне удалось удрать. И в том и в другом семействе были дети, которые меня хватали и тискали, и в том и в другом семействе были хозяйки, которые меня кормили (что очень приятно) и мыли (вот чего я сильно не люблю).
Но в первом семействе меня никак не называли, а во втором — сразу же придумали глупейшую, на мой взгляд, кличку, — Несси. В честь Лох-Несского чудовища, этого мифического существа. Видите ли, им показалось, что в очертании наших голов есть что-то общее. Их папа, придя вечером с работы, окрестил меня еще забавней и нелепее: Нюськой. В ответ я хорошенько цапнула его за палец. Он потер палец и уважительно заметил: “Не такое уж это и беспомощное животное. Может постоять за себя.” Тут я с ним была согласна, но всё равно при случае кусала его за ноги — ведь он меня совсем не кормил. Я делала исключение только для хозяйки (от нее я полностью зависела), да еще для хозяйских ребятишек. Особенно — для маленькой девочки. Эту несносную болтушку я кусала реже других. Думаете, я была в восторге от ее ласки, когда она носилась со мной по комнате, как с плюшевой игрушкой, норовя станцевать и попрыгать, и даже пытаясь покрутить меня, ухваты за заднюю ножку? Если бы это доставляло мне удовольствие, то вы бы сочли меня ненормальной. Просто я понимала, что она еще несмышленыш, да и по-своему любит меня. Я к ней тоже немного привязалась, хоть и уползала со всех ног под диван, когда она хотела поиграть.
Читатель, наверное, уже заметил, что я — неглупое и рассудительное животное. Вообще-то, люди имеют довольно-таки превратное представление о черепахах. Во-первых, сочиняют сказки о черепашьей медлительности, во-вторых, нас считают тупыми, ограниченными существами, в-третьих, неаккуратными. В своих записках я намерена развеять все мифы о черепахах.
Начну с последнего. Черепах обвиняют в нечистоплотности. Всё это — враки! Мои хозяева не дадут солгать — в этом смысле они не знали со мной проблем. Кормили меня в эмалированном тазу, там же и был мой туалет. Когда со всем было покончено, я громко скреблась. Хозяйке оставалось ополоснуть таз и смело пускать меня на пол. Очень удобно!
А теперь, что касается якобы черепашьей тупости. Из-за чего были сделаны такие заключения? Мы, черепахи, не игривы. Мы не прыгаем, не ласкаемся, не бежим на зов и даже не издаем почти никаких звуков. Я объясню, почему. Нам это попросту не нужно. Кончено, мы благодарны людям за еду и уход, но ластиться — ниже нашего достоинства. А если мы в чем-то нуждаемся, то всегда сможем сообщить об этом. Я, например, когда бываю голодна, бегаю за людьми и широко открываю рот. Тут уж и дурак поймет, что животное хочет кушать, а езди не понимают — приходится кусать за ноги. Мы не любим играть — это верно, но зато обладаем одним чудесным качеством — мы не надоедливы. Больше всего черепахи хотят, чтобы их оставили в покое, чтобы уважали их независимость, а они, в свою очередь, готовы уважать вашу. Самые любимые наши места — укромные, темные уголочки. Забьемся туда и сидим целыми днями, а если холодно, то и целыми месяцами, обходясь без еды.
И голос за всю свою жизнь, я например, подала только один раз, давая знать людям, что нахожусь в смертельной опасности. Моя голова запуталась в тонкой бечевке, я пыталась выпутаться из нее, но нить еще туже затягивалась, и тогда я изо всех сил запищала. Хозяйка услышала, удивилась и заглянула под шкаф как раз вовремя, чтобы освободить меня. Она потом долго гладила меня по голове, задумчиво глядела. А я, в благодарность за спасение, не убегала, не прятала голову в панцирь, а разрешала ей ласкать себя. Да! Были и в моей жизни с людьми особые, трогательные моменты... И все равно, даже они не могли заглушить моей неизбывной тоски по свободе. Она снилась мне в долгие недели зимней спячки. Свобода имела цвет — обязательно зеленый, имела запах — ароматный, травный, и не имела размера — она была безмерной! Ух, как тосковало мое сердце после таких снов каким-нибудь унылым зимним днем, и какой жалкой подачкой казались мне капустные кочерыжки и безжизненный “деликатес” — перемерзшая рыночная петрушка, своим увядшим видом только усугублявшая печальный контраст между мечтой и действительностью.
БЕГСТВО
Да что и вспоминать о тоскливых однообразных днях, проведенных в плену городской квартиры! Но настал, наконец, день, когда надежда обрести свободу ожила во мне. Семья переехала на дачу. Само-собой, со всем скарбом и ребятишками. Меня везла в коробочке маленькая девочка, не забывая время от времени “заботливо” хватать за голову и лапы: “Неся, тебя не тошнит? Неся, у тебя головка не кружится?” Разумеется, это только увеличивало мои мучения. Но вот там, в дачном домике, когда меня опустили на пол, я сквозь распахнутые двери увидела кусок Свободы! И куда девались усталость и страх! Я немедленно поползла к двери. Старалась изо всех сил, но — увы, порог оказался слишком высоким, я не могла преодолеть его. Люди принялись угощать меня свежей травой, листочками молодой капусты и свеклы, но все мне было не мило, одно лишь стремление жило в сердце — оказаться там, за порогом...
Так прошло несколько дней. Хозяева мои наконец заметили мою неизбывную страсть к свободе и решили пустить меня “попастись”. Для этого они построили для меня кирпичный загон и сажали туда на полчасика в день. Наивные существа! Разве мог этот огороженный кусочек земли с надоевшей уже растительностью заменить мне Свободу? Нет! Все эти дни я почти ничего не ела. Так, покусаю одну-другую травку, и все думаю, думаю и ищу способ сбежать из моей тюрьмы. Я пыталась расшатать кирпичи и протиснуться между ними — но с моей широкой и плоской фигурой это не получалось. Пробовала перелезть через ограду — тоже высоковато. А что, если подкопаться? Глядя на свои широкие лапы с крепкими когтями, я верила, что подкоп — очень даже возможная вещь. Но люди были все время бдительны и надолго меня в загоне не оставляли.
И вот однажды вся семья ушла купаться на речку, и меня забыли перенести в дом. Их не было только час. О, как много значил этот час для энергичной и целеустремленной черепашки! Я долго расшатывала кирпичи, пока один из них не свалился набок и я, употребив все мыслимые силы, не перелезла, наконец, через него! Подкоп даже не понадобился.
Я блаженствовала, ведь мечта моя сбылась! Но в то же время я прекрасно понимала, что люди вот-вот вернутся домой и хватятся меня. Надо было бежать, что я немедленно и сделала. (Интересно, что вы, читатели, теперь скажете о пресловутой черепашьей медлительности?) Я так ловко спряталась в колючих переплетениях кустарника, окаймлявшего огород, что никто меня не нашел. Хотя я слышала голоса: “Несси, Несси, где ты?” и несколько раз человеческие ноги проходили совсем близко от меня, я не шелохнулась. Что я им — собачка, что ли? Нет — свободолюбивая и независимая черепаха, готовая до конца стоять (точнее, убегать и прятаться) за свои права.
ДРУЖБА
Так сон стал явью: передо мной расстилались необозримые зеленые просторы, заросли трав, цветов, кустарников; мое сердце торжествовало, и я с упоением углубилась в это царство. Дни стояли жаркие, ночи — теплые, в пище не было недостатка, в питье я никогда не нуждалась, люди мне не встречались, — думаю, вам понятно, что мою жизнь можно без натяжек назвать сплошным счастьем.
Но увы! Все непрочно на этом свете. После долгих теплых дней зарядили дожди. Я, кажется, уже упоминала здесь о своей нелюбви к воде? Я ведь сухопутная черепаха, не морская, в воде вовсе не нуждаюсь, и ежедневные обмывания моей хозяйки не доставляли мне никакого удовольствия. Напротив, всякий раз, когда мой панцирь погружался в воду — пусть даже неглубокую лужицу, панический страх подступал к горлу: тону, сейчас захлебнусь! И я принималась изо всех сил вырываться на волю.
Так вот, затяжные дожди оказались для меня неприятным сюрпризом. Я начала искать убежище и набрела на старый сарай, где хранились дрова, мешки с овсом и всякая ветхая рухлядь. Дверь была неплотно прикрыта, и я проползла внутрь. С первого момента мой нюх поразил какой-то неприятный запах, но здесь было сухо, тепло и тихо, запах уже казался слабым, а потом я и вовсе к нему привыкла, принюхалась, как говорят люди, и осталась в сарае.
В этом сарае, между прочим, я нашла себе товарища. Недолго он был моим другом, но я до сих пор с теплотой вспоминаю о нем...
Так вот, к вечеру в сарай зашел человек, но не заметил меня за мешками и поставил на пол блюдечко, наполненное чем-то, восхитительно пахнущим. Он потоптался и ушел, а я тут же определила, что пахнет свежим хлебом, намоченным в молоке. Честно говоря, эта пища — моя слабость и мне немного не хватало ее со времени моего бегства.
И я тут же заторопилась к блюдцу, но, подойдя поближе, увидела незнакомое существо, темное, круглое и колючее, которое угрожающем фыркало на меня. Видимо, угощение, на которое я посягнула, предназначалось ему. От неожиданности и испуга я тотчас втянула голову и лапы в панцирь. Так мы и сидели друг против друга: я, спрятавшись в свой верный панцирь, и он, свернувшись клубком.
Наконец, зверь высунул мордочку с черным любопытным носиком, осторожно подошел ко мне и с опаской понюхал:
— Кто ты? Может быть, змея или ящерица?
— Разве не видишь, что я — черепаха, — обиделась я, так и не вытаскивая целиком головы из панциря.
— Не знаю такого зверя... — задумчиво заметил колючий зверек и с любопытством тронул мой панцирь: — Это что такое? Ты там прячешься?
— Имей в виду: мой панцирь — это моя кольчуга и тебе меня отсюда не достать, — предостерегающее заявила я, а колючий зверек вдруг неожиданно развеселился и стал совсем нестрашным.
— Сдается мне, что у нас с тобой есть что-то общее: я во время опасности сворачиваюсь клубком и ощетиниваюсь на врага, а ты подставляешь под зубы врагу этот странный костяной панцирь... Может быть, мы — дальние родственники? Давай дружить!
И мы подружились. Не сразу, потихоньку, я высунула голову и лапы, и познакомилась с молодым Ежом — сторожем этого сарая. (Читатель, возможно, спросит, как же я разговаривала с Ежом, если у нас разные языки, да, к тому же, мы, черепахи, не болтливые животные? Ну, не знаю, как это получалось, но Еж фыркал, а я — посапывала, и мы прекрасно друг друга понимали. Тем более, что у нас действительно было много общего).
Еж угостил меня кусочком хлеба в молоке и рассказал, что дедушка-хозяин велел ему охранять мешки с зерном от мышей. Так вот в чем дело! Значит, это мышиный запах так неприятно поразил меня вначале!
В сарае оказалось много мышиных нор, и всю ночь мой новый товарищ не знал покоя, распугивая юрких воришек. Непросто ему доставался его хлеб в молоке! Впервые в жизни я сама себе показалась такой лентяйкой по сравнению с ним... Мне сделалось грустно, и даже захотелось уйти отсюда, поискать какое-нибудь другое убежище, но Еж меня не пустил и принялся уговаривать остаться, ведь вдвоем всегда веселей...
И мы поболтали немного, каждый вспомнил прошлое. Так потянулись долгие дни. Днем мы отсыпались (я пряталась в темных уголках от глаз старого хозяина), а ночью Еж охранял мешки, а я наблюдала за ним.
Еж оказался хорошим сторожем, и мне было ясно, что мыши его просто ненавидят. И вот как-то, в их писке издалека, из своих нор, мне послышалось что-то угрожающее. “Будь осторожен, — предупредила я Ежа, — мыши готовят тебе какую-то пакость.” “Ничего! — беспечно и весело махнул мой товарищ лапкой, — Все это — мышиная возня!” Он хорошо знал, что мыши боятся его. Но, подумав немного, все-таки пошел к соседской Кошке и попросил ее заглянуть к нему в сарай, если ночью поднимется большой шум. “Это просто так, на всякий случай, — объяснил он ей, — Если будет тихо, не беспокойся.”
Вечером мы снова разделили наш обычный ужин — хлеб с молоком, я уползла в свой любимый угол, и немного задремала. Наступила ночь. О, какой оказалась эта ночь! До конца моих дней мне не забыть ее...
Разбудил меня дикий звук — к обычному мышиному шороху и попискивать прибавился столь громкий и пронзительный визг, что я сразу поняла: пришла настоящая беда! Видимо, не зря угрожали мыши, это они позвали на подмогу своих мерзких родственников. Славный мой товарищ, колючий Еж, первым с ними встретился грудь к груди: целая армия огромных и отвратительных крыс напала на наш сарайчик. Я видела в темноте их горящие глаза, слышала торжествующий писк, и чувствовала тошнотворный запах, вводящий меня прямо-таки в ужас. Да, я здорово перепугалась, и было от чего! Возле мешков с зерном шла война, а я, к сожалению, ничем не могла помочь моему другу (разве сравнишь мой беззубый рот с их зубастой пастью?!) и поступила так, как только и может поступить черепаха в опасный момент — спрятала голову и лапы в панцирь. Только одна мысль утешала меня: “Как хорошо, что и у Ежа есть надежный защитник: его колючая шубка”...
Неожиданно отвратительный писк раздался совсем рядом: крысы добрались и до меня! Они царапали и пытались укусить мой панцирь. Я чувствовала их дыхание, и колючие усики этих тварей щекотали меня. О! Я уже думала, что скоро мне придет конец, и крысы исхитрятся-таки и выцарапают меня из моего дорогого убежища. Писк в сарае стоял несусветный! Вдруг что-то произошло: писк превратился в какой-то истошный визг, крысы шарахнулись во все стороны и оставили меня в покое. Все-таки я не осмелилась выглянуть, чтобы узнать, в чем же дело, тем более, что крысиные вопли долго еще доносились из углов сарая.
Кажется, от пережитого ужаса я потеряла сознание, потому что пришла в себя уже поздним утром. В приоткрытую дверь вовсю светило солнце и его блики играли и переливались на полу. Царила тишина. Все казалось таким мирным и обыденным, как будто не было страшной ночи! Я принялась звать своего товарища. Он не отзывался. За прогрызенным мешком я заметила знакомый колючий шар — Ежик лежал, свернувшись клубком. Я поползла к нему:
— Ежик! Проснись, не бойся, все кончено, крыс больше нет!
Я тронула лапой Ежа, он медленно развернулся и... я увидела, что, действительно, все кончено! У моего друга не было головы... Какое горькое, невыносимое зрелище! Нет, ни одной минуты я больше не могла оставаться здесь и торопливо покинула сарай. Высоко подняв голову, быстро-быстро перебирая лапами, я бежала подальше от страшного места, навстречу солнцу и милой моему сердцу Свободе.
Потом уже, немного успокоившись и вспоминая минувшую ночь, я поняла, что испугало крыс и спасло меня (но, увы, не успело спасти Ежа!). Видимо, соседская Кошка услыхала шум, и выполнила свое обещание...
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Теперь я снова жила в лугах. Но нельзя сказать, чтобы моя жизнь была такой же безоблачной, как раньше. Испытав беды, я стала осторожней и, между прочим, меня начало одолевать сомнение: не слишком ли опрометчиво я поступила, убежав от людей? Спору нет, я добилась желанной Свободы и была теперь сама себе хозяйка, но вот опасности... Про них-то я как раз ничего и не знала, мечтая вырваться на волю. Раздумывая об этом, я старалась держаться поближе к человеческому жилью, надеясь, что кто-нибудь меня найдет. Может и мои прежние хозяева? И вот что произошло.
В одно прекрасное утро послышались человеческие голоса и шаги. Ко мне подошли двое людей — еще совсем молодых, насколько я понимаю, почти мальчишек.
— Ого! Глянь, что я нашел! — закричал один. (Я не двигалась, ждала, что будет дальше.)
— Да это черепаха. Как она сюда попала? В наших краях черепахи не водятся.
С этими словами другой мальчишка поднял меня с земли.
— Может, убежала от кого-нибудь? А на что она годится?
— Да ни на что! — уверенно заявил второй, щелкнув меня по панцирю. Я тут же втянула голову и лапы, а злые мальчишки расхохотались.
— Может, продадим ее? — не уступал первый.
— Да кто ее купит? Вот тебе она нужна?
— На что? Не утка, не курица и даже не кролик... Какой толк от нее в хозяйстве?
(С каким возмущением выслушивала я эти невежественные замечания!)
— А знаешь, я придумал, — сказал второй. — Говорят, из черепах суп варят. Давай, мы на костре ее сварим и съедим. (Чудовищно! И эти хотят меня съесть!)
— Да гадость, должно быть, — все сомневался первый, но я не стала дожидаться, пока меня съедят, ловко цапнула мальчишку за палец и дернулась изо всех сил. От неожиданности тот выронил меня. Бум! Я здорово стукнулась, но густая трава смягчила удар и со всей прытью, на какую была способна, бросилась я в высокую траву.
— Укусила! Вот пакость! — ругался мальчишка, а другой кинулся ловить меня:
— Убегает! Держи ее!
Но не тут-то было! На мое счастье, подул ветер, травы шумели и качались, и это помогло мне уйти незамеченной.
Теперь я перестала доверять даже людям!
Становилось все холоднее и неприятнее. Все чаще я замирала и спала. О том, что ждет меня впереди, не хотелось и думать. Перед заморозками, конечно, нужно было отыскать укромное местечко, но в сараи я боялась сунуться — там крысы, а в домах жили люди, которые тоже стали ко мне очень враждебны... Я забивалась в ямки под камни, корни деревьев и спала.
Не знаю, как долго длилась моя спячка, но пробуждение оказалось внезапным и совершенно неожиданным: меня опять нашел человек! Я с трудом открыла глаза, и долго не могла ничего понять. Какой-то мужчина, руки которого сильно пахли грибами и прелой листвой, держал меня на ладони, и с интересом разглядывал. Ах, эта проклятая вялость! Только ею и можно объяснить мою медлительность. Я не смогла защититься и позволила опустить себя в корзину с грибами. В ней уже, конечно, я принялась скрестись и перемяла-переломала все грибы, но проку от этого было мало, — все равно выбраться из корзины оказалось невозможно.
Самые мрачные предчувствия теснились в моей душе, когда корзина, наконец, перестала качаться — ее поставили на пол.
Но — что это? Какие знакомые голоса послышались вдруг!
— Несси! Несси нашлась! — пронзительно кричали дети. Меня перекидывали с рук на руки, вертели, крутили... Словом, снова началась та же кутерьма, которая была так бесконечно давно, от которой я порядком отвыкла и по которой, честно говоря, чуть-чуть скучала... Прислушиваясь к разговорам, я поняла, что нашел меня случайно их сосед и сразу же доставил по адресу.
ЭПИЛОГ
На другой день мы уезжали. Опять я тряслась в коробке у девочки на коленях. Та меня без оконца трогала, а я с удивлением замечала, как во мне снова растет глухое недовольство и тоска по Свободе... Я не могла объяснить свои чувства, но мне опять чудились мои зеленые луга, золотое солнце и я почти твердо решила, что в следующем году это будет подкоп.